— Причем я не только требую компенсации за три потерянных дня, но еще и настаиваю на том, чтобы ты ежедневно целиком и полностью уделяла мне не менее пяти часов твоего драгоценного времени. Я понимаю, что требую чересчур многого, поскольку ты по уши захвачена своей новой любовью, но ..
— Да ты ревнуешь! — удивленно воскликнула Серена. — Ты просто ревнуешь!
— Да, я ревную, и еще как! Я ревную ко всему, что связано с тобой. Я ревновал тебя к тому игрушечному князю, за которого ты вышла замуж, я ревновал к годам, которые нас разделили, а теперь я ревную тебя к этой дурацкой палитре и кистям.
— Ты сам всунул их мне в руки.
— И я снова всуну их тебе, завтра. — Гидеон скорчил гримасу. — Такая уж благородная у меня душа.
— С твоей стороны это действительно было благородно, — с благодарностью сказала Серена.
Гидеон возвратил ей нечто очень ценное, что могло быть потеряно для нее навсегда. В течение последних трех дней он не только позволил ей с головой уйти в работу, но и сознательно вел себя сдержанно, исключив из их взаимоотношений любые намеки на сексуальность.
— Мне кажется, что ты очень щедрый человек, Гидеон.
— Я подстроил все это специально, только чтобы произвести на тебя впечатление. А теперь, когда ты попалась в мои силки, я готов прикончить тебя. — Он легко поднялся. — Пойдем прогуляемся.
— Куда?
— Вниз, к озеру. Именно там я намерен заняться с тобой любовью.
Ее глаза испуганно расширились.
— Сейчас?
— Не-а. Сейчас я намерен совершить ритуал, предшествующий спариванию. Не беспокойся, я выбрал подходящее время.
Серена почувствовала прилив раздражения. Опять он за свое! Она встала напротив него и твердо произнесла:
— Нет!
Гидеон удивленно моргнул.
— Нет?
— Не будь бульдозером, Гидеон, не напирай на меня. Все равно у тебя ничего не выйдет. — Она замолчала, пытаясь лучше сформулировать свои пожелания: — Давай сразу же кое о чем договоримся. Если — я подчеркиваю: если! — я позволю тебе заняться со мной любовью, это не будет означать, что ты меня соблазнил. Это случится лишь потому, что мне самой захочется заняться любовью. И именно я буду выбирать время и место.
Серена развернулась и направилась к двери, бросив через плечо:
— Посуду сегодня помоешь сам.
— Куда ты собралась?
— К своему другому любовнику. — Она оглянулась и одарила его приторной улыбкой. — Кстати, я вполне серьезно намерена дать тебе то, что ты хочешь… когда-нибудь.
В следующий момент дверь за ней захлопнулась, и Гидеон услышал дробный стук ее каблучков по ступеням лестницы.
Он тупо смотрел на дверь, но через несколько мгновений на его лице расцвела улыбка, в которой смешались радость и недоверие.
— Черт бы меня побрал! — пробормотал он.
Когда через несколько часов Серена услышала, как открылась дверь мастерской, она даже не оторвала глаз от холста и только спросила:
— Это ты, Гидеон?
— Ага.
— Я освобожусь минут через пятнадцать. Хотелось бы это сегодня закончить…
— Я тебя вовсе не тороплю, — вкрадчивым голосом ответил он. — Рисуй, сколько тебе вздумается, не отвлекайся.
— От этого может быть только… Эй, что ты делаешь!
— Пробую на вкус твое ухо. Оно восхитительно.
Серена попыталась повернуться к нему лицом, но Гидеон не позволил ей сделать это, положив руки ей на плечи.
— Ни в коем случае! Твоя работа слишком важна, чтобы отвлекаться по пустякам. Рисуй, любовь моя. Я найду, чем заняться — Внезапно его язык оказался в ее ушной раковине. — Ой, у тебя рука дрогнула! Ну вот, из-за меня тебе придется подчищать картину. Какая жалость!
— Не паясничай.
У Серены перехватило дыхание, и она с трудом выдавливала из себя слова. Ее окутал исходивший от Гидеона приятный аромат одеколона, а тело его источало не менее возбуждающий жар. Ей приходилось прикладывать максимум усилий, чтобы кисть в ее пальцах не дрожала.
— Ты мне мешаешь.
— Правда? — самым что ни на есть невинным тоном осведомился Гидеон. В следующее мгновение его руки обвили ее, а пальцы принялись расстегивать ее блузку. — Что ж, временами жизнь бывает непростой.
Он развел в стороны полы ее блузки и расстегнул бюстгальтер, застежка которого располагалась спереди.
— Нужно научиться преодолевать эти маленькие неприятности Я уверен, ты настолько поглощена работой, что не замечаешь того, что я сейчас делаю. — В этот момент его ладони легли на ее обнаженные груди. — Гляди-ка, у тебя снова дрогнула рука. Еще одна клякса. Может, стоит превратить эти мазки в корни деревьев?
Серена уже потеряла контроль над собой. Незаконченный пейзаж теперь совсем не волновал ее.
— Не надо, Гидеон.
— Какие же упрямые у тебя соски! Они упираются в мои ладони, словно пытаются меня оттолкнуть. — Его голос стал низким и густым. — А вот это и вовсе сводит меня с ума. — Он прижался бедрами к ее ягодицам и стал тереться о них. — Ты чувствуешь?
Пока Гидеон жарко шептал ей это, его руки ритмично сжимали ее груди.
— Знаешь, что мне хочется сделать с тобой? — спросил он. — Я хотел бы сорвать с тебя всю одежду и взяться за кисть. Я раскрасил бы твои соски алым цветом.
Его рука переместилась вниз, скользнула по шелковистым волосам.
— А это чудо я сделал бы тепло-золотистым. Я бы использовал самую тонкую кисточку, и это понравилось бы тебе не меньше, чем мне. Я бы делал это долго, неторопливо, и каждое движение казалось бы тебе вечностью — Гидеон легонько прикусил мочку ее уха — Я бы делал это так, чтобы ты чувствовала каждое движение кисти, чтобы оно коснулось каждой складочки на твоем теле Как ты думаешь, ты стала бы стонать, если бы я это делал? Мне бы хотелось услышать, как ты стонешь Как ты задыхаешься. А потом я смою с тебя краску и использую свою собственную кисть, чтобы снова заставить тебя стонать.
Он крепко прижался к ней и стоял так несколько секунд, прижавшись губами к ее шее.
— По-моему, ты уронила кисть.
— Плевать… — Серена трепетала в его руках. — Дай мне повернуться.
— Зачем?
— Я хочу трогать тебя. — Ее голос звучал так тихо, что слова были почти не слышны. — Так нечестно, Гидеон.
— Я знаю. Но это так здорово!
— Только не для меня. Я чувствую себя беззащитной.
Он немного поколебался, но все же отпустил ее.
— Хорошо, делай все, что хочешь.
Серена повернулась и прижалась к его груди. Ее дрожащие пальцы принялись торопливо расстегивать пуговицы на его синей рубашке. В следующее мгновение она раздвинула в стороны ее полы и прижалась к его широкой, покрытой густой порослью груди. Гидеон резко выдохнул, и она ощутила, как по его большому телу пробежала дрожь. А ей даже выдохнуть было нечем. В ее легких, казалось, вообще не осталось воздуха, они горели, словно в огне. Серена даже сама не услышала низкое рычание, вырвавшееся из ее горла, когда она принялась тереться возбужденными сосками о его загорелую, поросшую волосами грудь. Пронизавшее ее чувство было настолько сильным, что она вновь вскрикнула.
— Не подстегивай меня, — прошептал Гидеон. — Я хочу не меньше, чем ты, но если мы сейчас не проявим сдержанность, я возьму тебя прямо здесь, стоя.
— Давай, — судорожно выдохнула она. — Где угодно.
— На озере, — ответил Гидеон.
— Слишком далеко.
Он легонько оттолкнул ее и сказал:
— Это позволит нам немного остыть, любовь моя. Я не хочу спешить. Пусть это наслаждение будет долгим. Иди в свою комнату и переоденься в ту лиловую штуку, которая была на тебе в первый день, а я возьму покрывало.
— Но это же вечерний наряд, — удивленно откликнулась Серена.
— Не имеет значения. Мне хочется, чтобы наша первая близость была особенной и запомнилась на всю жизнь. — Он смотрел на нее умоляюще. — Пожалуйста.
Серена беспомощно посмотрела на него и едва не развела руками. Она была наэлектризована до предела, он — тоже, и тем не менее он хочет отложить это! Она открыла было рот, чтобы возразить, но его проклятая улыбка не позволила ей произнести ни слова. Улыбка, в которой слились воедино безграничная нежность и мольба.